Я домылась, вышла в комнату за своим платьем, но его нигде не было. Благо медальон и кольцо были при мне.

— Так! — возмутилась я, с подозрением глядя на коробочки с косметикой, которые кто-то открыл и выставил в рядок на столике.

Служанки уже несли мне длинное темно-синее платье с блестящими застежками спереди. К нему прилагались мягкие синие атласные туфли. Они положили платье на кровать, расправили атласную юбку, поклонились и вышли. Красивая ткань с узорами, драгоценные застежки на корсете почему-то меня совсем не радовали.

Немного просохнув, я застегивала на себе платье, снова глядя на коробочки. Да чтоб тот, кто придумал эти застежки всю жизнь присохшую к тарелке гречку отмывал! Я взяла в руки красивую коробочку с какими-то тенями, пробуя их пальцем и прикидывая, подойдут ли они к платью.

Дверь в комнату открылась, а я даже пикнуть не успела, как меня сгребли в охапку, обнимая и смеясь мне в волосы. Если ко мне всегда будут так «подкрадываться», то пикнуть, может быть, я и не успею, но какнуть вполне.

— Попалась. Положи на место… Знаешь, я — старый солдат, — послышался шепот, а его руки сцепились на моей талии. — И многое в жизни видел… Если я вижу женщину с макияжем, значит ее плохо любят.

— А если у женщины есть недостатки? — спросила я, поглаживая теплый замок его рук и чувствуя его дыхание в своих волосах.

— На любой женский недостаток всегда найдется мужское достоинство, — услышала я, а в его голосе отчетливо скользнули ноты улыбки.

— То есть, женщине с большим количеством недостатков, как у меня, придется искать мужские достоинства не покладая рук? — осведомилась я, наивно хлопая ресницами.

— Я так понимаю, что наша война продолжается. Ну что ж…Любимых женщин нужно завоевывать, как и города…, -меня поцеловали в висок.

— Я слышала, что города берут, а не завоевывают! — возразила я, наслаждаясь теплом его объятий.

— Берущий силой город не считается победителем, — послышался его шепот в тот момент, когда дверь открылась, а служанка принесла поднос с двумя бокалами и серебряным кувшином, наполненным до краев. — Точно так же, как и берущего женщину силой никто не назовет победителем. Разграбить и уничтожить город или душу — это не совсем то, что помогает завоевать сердце. Так что сдавайся мне…

— Я слышала, что победители перестают ценить свои завоевания, — уклончиво заметила я, рассматривая его предложение со всех сторон.

— Или наоборот, дорожить ими, зная, какой ценой они достались, — возразили мне. — Я уже забыл о том, как завоевываются женщины и города. С недавних пор все предпочли сдаваться на милость победителя. А так не интересно… В любви и в войне всегда есть некоторый азарт. Я не могу понять, любишь ты меня или ненавидишь?

— Люблю, когда гостья, ненавижу, когда пленница, — парировала я, чувствуя тающий поцелуй на своей шее. С ним так странно и удивительно хорошо, а сердце уже выдвигает нежный ультиматум врагу, который лучше самых преданных и верных друзей.

— Ты в плену, и при этом в гостях… Такое тоже бывает, — услышала я, гладя его руки, а мне отвечали нежным поцелуем. — Плен и попытка защитить иногда очень похожи друг на друга… Если есть защита, значит, есть и опасность… К сожалению, она не преувеличена. Но мне иногда кажется, что это я у тебя в плену…

Меня взяли на руки, а я настойчиво требовала имя человека, у которого есть столько нервов, чтобы не угрожать. Мне просто нужно спросить его, где он обзавелся такой крепкой нервной системой.

Эзра сел в кресло, посадив меня на колени лицом к себе.

— Я предлагаю последнюю битву, — улыбнулся он, проводя рукой по застежкам моего корсета. — Она решит исход войны…

Я оседлала его колени, сминая юбку. Рука вела по моей спине, придерживая меня, а я нарочно резко отклонилась назад, делая вид, что падаю. Рука тут же придержала меня и вернула на место, пока я опустив глаза прятала улыбку.

— Я могу расценить это как попытку к бегству, — нежно поцеловали меня в губы. — Я предлагаю сыграть в войну в последний раз…

— Тык-дык, тык-дык! По коням! В атаку! — я изобразила на его коленях маленького будущего полководца, которому подарили игрушечную лошадку.

— А вот это уже дезертирство, — я видела, как Эзра отбросил волосы назад и улыбнулся, удержав меня от еще одной неизбежной встречи с полом. — Но настрой мне нравится.

Его пальцы скользили по моей шее, едва касаясь моей кожи, и вызывали трепетный отголосок в глубине застывшего в каком-то сладком предвкушении сердца. Нежная рука ласкала обнаженные плечи, спускалась вниз на грудь, а через мгновенье он грубо сжал мою талию, резко притянув к себе, и положил руку на верхнюю застежку. Я тяжело дышала, глядя, как пальцы осторожно проводят по серебряной розе, а хватка ослабевает.

— Терпение — не моя главная добродетель. Я его очень быстро теряю, а потом долго ищу, — с усмешкой прошептали мне. — Игра проста. Мы по очереди задаем друг другу вопросы. Как только ты не можешь ответить на мой вопрос, или лжешь, я расстегиваю одну застежку на твоем платье.

Его рука сжала застежку, потянула ее на себя резким движением, а я почувствовала его дыхание на своих губах, которое завершилось нежным поцелуем. Едва ощутимое соприкосновение губ заставило сердце биться чаще.

— Если я не могу ответить на твой вопрос или ты уверена, что я лгу, то ты расстегиваешь застежку на моем камзоле…

Я застыла, чувствуя, как он откидывает рукой мои волосы за спину, а потом снова нежно ведет вниз по груди, считая застежки.

— Мы в равных условиях. Итак, твой вопрос, — усмехнулся он, делая глоток из бокала, а я посмотрела на верхнюю застежку его камзола. — Нападай…

Я не хандра, чтобы нападать! Эзра снова пригубил вино, не сводя с меня взгляда. Перед глазами пронеслась тень с мечом в руке. Я положила руку ему на губы, скользя по ним пальцами, словно утирая их, а потом нежно поцеловала: «Кто ты?»

— Хороший вопрос, — его глаза раздевали меня, а рука гладила плечо. — Я тот, кто отдал жизнь войне, и тот, чье сердце мира просит. Я тот, кто вечно в стороне, пускай меня и превозносят. Кому-то меч, кому-то щит. Пусть каждый для себя решит.

— Эм… То, что ты поэт, я уже поняла, но ответ не считается! — заметила я. Вот где ты был, когда я полночи насиловала музу? Ничего, будем иметь в виду. Мои руки пытались расстегнуть первую его застежку. Сначала осторожно, а потом с азартом человека, которому забыли выдать инструкцию.

— Погоди, я сам. Мне кажется, что ты сейчас пальцы себе сломаешь, — смеялся Эзра, показывая мне, как правильно это делается. Такое чувство, что его каждый день пытаются раздеть! Или эта мера предосторожности продиктована недавним нашествием девушек? — А то слухи о том, что ночь со мной — дорогое для здоровья удовольствие, будут оправданы…

— А в них есть доля истины? — поинтересовалась я, глядя на него с подозрением.